ТРИНИТАРНОЕ ИСЧИСЛЕНИЕ

С.Н. Магнитов

НЕТОЧНЫЕ НАУКИ

Когда математику и геометрию называют точными науками, возникают три фундаментальных вопроса:

1. Не потому что ли геометрия и математика (и другие точные науки) называется точной наукой, поскольку она должна быть доказана на уровне расчётного минимума – точки. Точность имеет корневое происхождение от слова «точка», что значит в этой дисциплине выверено и доказано всё, вплоть до мельчайшей величины, каковой является точка. Точность диктует точечность.

Но тогда полностью исключается априоризм – то есть вольное введение элементов, которые начинаются со слов «допустим», «известно что», включая цитатные ссылки. Точность исключает мозаичность вводных и ссылок, поскольку логика точности – переход из точки в точку — то есть движение доказанного от доказанного.

Любой априоризм становится ненаучен, потому что неточен. 

2. Если в точных науках, уже назван ключ, тогда и математика, и геометрия должны начинаться не с теории числа, а с теории точки, почему же ни одна работа не начинается с теории точки? 

Если не происходит начала науки с точки, то придать себе высокое звание точной науки оно не может.

3. Точка – всеохватна. Мы пока не знаем её характеристик, не знаем, как точка дорастет до числа и линии, то ясно, что нет неточных лакун. Мы можем не определить точку, не заметить, но утверждать, что её нет, а затем лишать науку, которая в силу неспособности её представителей или предметной неразвитости, не может её найти, неверно. Хотя бы потому что она как всеобщий микроэлемент есть в любом явлении. 

Эстетика считается неточной наукой, потому что просто никто не занимался привлечением её в разряд точных наук. Эстетики смирились – отдав приоритеты точности оппонентам, потеряв тем самым престиж и значимость. Между тем, сам предмет точность доказывает. В искусстве все первоэлементы есть, — то есть они точны по определению, просто точность не раскрыта.

Но математический аппарат, начиная с числа, замыкает расчётные доказательства на себя, присваивая идеологию точности, отбрасывая остальных от права это доказать.

Но ограничения математики приводят к тому, что неточность других наук определяется некорректным образом – фактически назначением. 

Есть ли доказательство того, что так называемые неточные науки – точны. Ведь чтобы это доказать, нужен именно точный аппарат, а не числовой. А числовой аппарата далёк от точности, потому что живёт на априорных  формулах, то есть не на доказательстве, а на сословном соглашении, можно сказать заговоре. И логические нестыковки в заговоре не имеют значения. Например, начинается математика и геометрия с недоказанных величин: гипотез, предположений, теорий, лемм. Даже аксиоматика не отличается выдающимися доказательствами.

Отдельные честные ученые, вроде Фреге, о нём ниже, который отдал дань изучению единицы, не добился окончательных успехов, возбуждают вопрос: все ли в основаниях точных наук точно? Между тем, выражение «мы применили математические методы» звучит в современном мире как «мы привлекли к нашим исследованиям Бога». Это очень странный парадокс, близкий к самогипнозу у одних и с гипногенности у других.

Мы как раз готовы почти по пути точки, чтобы придти к точности. Это этого:

Во-первых, прежде чем говорить о точке, её надо получить. Причем как для математики, так и для геометрии.

Во-вторых, точку нужно поддержать в работе как основной критерий результативности работы. Это значит, что все механизмы дисциплины должны получать в результате процесса точку как оценку точности.  

Однако какая наука должна получить для точных наук ту самую точку, каковой затем они воспользуются? Если ни математика, ни геометрия не могут получить точки в качестве исходной для своих работ и пользуются до сих пор гипотезами, то какая наука им это предоставит? Собственного аппарата у них нет. До сего момента представление о Числе представляла со времен Пифагора философия, а ещё ранее, со времен египетских трудов, жреческие штудии. Но Число — явление производное, то кто и что выступит гарантом, что производное будет точным, то есть кто и что гарантирует точность производного?  Если так, то говорить о том, что мы имеем точные науки, невозможно, нет оснований.

Далее, не окажется ли так, что другая наука, получив исходную точку, не оставит её только в руках математики и геометрии, а распространит на другие науки, лишив математику и геометрию гордой монополии на точность?

Далее, нельзя исключать, что получение исходной точки поставит перед математикой и геометрией вопрос о собственной модернизации, поскольку может оказаться, что эти науки не только не обладают собственной природой точности, но ещё и не обладают собственным аппаратом доказательств и вообще не являются самостоятельными науками, а могут претендовать только на статус прикладных дисциплин с предварительными результатами. 

Необходимость такой постановки вопроса диктуется неспособностью наработанных гипотетических ресурсов математики и геометрии справиться с современным хаосом. Если нет упорядоченности, значит нет точности. Если нет точности, значит, текущий уровень дисциплины не удовлетворителен. Значит необходим следующий уровень упорядоченности, который снимет слой гипотетичности и предварительности.

Другой причиной является то, что провозглашенная точность озвученных наук, на деле являющейся гипотезой, разочаровывает в своей неточности поклонников и применителей, отчего рождается отторжение и разочарование даже в том, что работает и актуализируется.  

Дополнительной причиной является появление не только физических величин, требующих исчисления, но и появление системного пространства, которое требует прикладной с ним работы, но математика и геометрия не идут работать туда, куда их посылают, в силу некомпетентности, из-за этого стоит работа. То есть у так называемых точных наук возник корпоративных заговор не приходить туда, где доминируют неточные науки. Действительно, войдя в неточные науки, можно сделать их точными и потерять монополию. А это горько. Ну что ж, ответом на отраслевой эгоизм может стать межотраслевой натиск, который поставит отраслевой эгоизм математики и геометрии на место.